Однажды я познакомился с сочинениями Василь Васильича Розанова.
Первое, что прочёл у него, – "Опавшие листья" и тогда ещё улыбнулся, как это интересно он придумал: разделив "Опавшие листья" на две части, одну он назвал "Короб первый", а другую, соответственно, "Короб второй".
Бессистемный, но любопытный сборник по большей части небольших заметочек, вроде дневника или записной книжки. С рядом тезисов, помню, я не согласился, но в тонкости мыслительного процесса Розанову отказать было бы по меньшей мере несправедливо. Однако речь не о том.
Читая одну книгу, я узнал, что в XI веке жил-был некий церковник, кажется, архиепископ – Эгберт Люттихский (родом, собственно, из Люттиха, который ныне бельгийский Льеж). Этот Эгберт, талантливый представитель единственного на то время грамотного класса, склонен был к сочинительству и среди прочего своего наследия оставил поэму "Ладья обильная" – своеобразный сборник пословиц, поговорок и дидактических сентенций, рифмованных и не рифмованных, по-латыни. Состояла же эта поэма из двух частей – "Носа" (одностишные, двустишные и трёхстишные присказки и поговорки) и "Кормы" (более увесистые вещи – басни, отрывки проповедей отцов церкви и выдержки из "Физиолога" в творческом переложении на гекзаметр).
Как человек классического образования XIX века латынь Розанов скорей всего изучал. Но знал ли он об Эгберте, читал ли его? Или же два человека, разделённые пропастью в восемь веков, хохотнули вдруг в унисон и совершенно случайно решили столь схоже пошутить, давая названия своим произведениям и частям их?
Не хочется по-Сократовски спокойно констатировать собственное бессилие перед явно неразгребаемой и с каждым зачёрпыванием увеличивающейся грудой того, что хочешь знать.
Но как же пугающе краток наш век! Зачем так устроено?