Никогда не понимал, почему во всех художественных произведениях, связанных с путешествиями во времени – будь то литература или кино – реакция неподготовленных героев всегда стереотипна: они однозначно классифицируют идею о путешествии во времени как бред, почти всегда выразительно убегая прочь. И чем ближе повествование произведения к нашим дням, тем страннее подобная реакция выглядит.
То бишь веке в XVII она очевидна – тогда и мыслей о перемещении во времени (и тем более намеренном) не было вовсе, и какая бы то ни было реакция, кроме железобетонного отрицания, была бы попросту неестественна. Даже интересно: задумывался ли кто-нибудь в те далёкие дни, что время – это не тиканье часов, а некая особая протяжённость, почти осязаемая, неразрывно связанная, взаимнопроникнутая с пространством?
Но когда действие художественного произведения относится к XX веку – особенно ко второй половине, – и уж особливо если оно разворачивается в XXI веке, то подобную "нет-боже-нет" реакцию персонажей понять не удаётся решительно. Особенно припомнив, что и культура соответствующего периода буквально пронизана этой темой межвременных перемещений. То есть, нужно полагать, все герои, поселённые авторами в конце XX – начале XXI вв. и восклицающие "О боже! Это бред! Это невозможно! Я ухожу!" – они все находятся вне культурного контекста? Не говорю об "Иване Васильевиче" или "Тельце неприкаянном", но "Назад в будущее" они не смотрели? "Планету обезьян" какую-нибудь? Герберта Уэллса не читали? Стругацких, может? Ну Кинга-то? – его-то уж, вроде, все... Десятки книг, десятки фильмов – и все прошли мимо? Это довольно... довольно нелепо.
Вот я – человек, который неприступно уверен в чисто логической невозможности путешествий во времени.
Однако любой, кто обратится ко мне со словами "Друг! Я из будущего! Выслушай меня!" – немедленно получит неотъемлемое право на аудиенцию и всё моё внимание. Это ведь по меньшей мере любопытно, чёрт побери! Так что махать руками и убегать со значением я точно не стал бы.
Знаю, конечно, что услышал бы бредятину.
Но какое-то ребячье ожидание чуда во мне по-прежнему искрит.